|
|
  |
Перейти на главную Материалы
Кукольный домВладелец этого дома пришел в бюро AS + architects , которым руководит Александр Сохацкий, с историей банальной, как зубная боль. Он купил на Рублевке участок с домом в "классическом" стиле - с башенкой и прочими красотами. Новоиспеченный домовладелец, человек молодой и энергичный, пытался наступить на горло собственной песне: оформить интерьер тоже "в классике" и жить спокойно. Но не смог - душа просила переделок. "Он забавно формулировал задачу - "хочу, чтобы все было большое и светлое, но уютное, чтоб я мог лечь на диван и телевизор посмотреть с женой и детьми", - рассказывает Сохацкий. Поначалу планы были скромные - подкрасить что-то, террасу круглую остеклить. "Мы, конечно, почувствовали себя немного разочарованными, - вспоминает Сохацкий (его соавторами были Анфиса Лаптева и Андрей Змеев), - но если клиент просит... Мы взяли время на размышление и за две недели приготовили ему два варианта проекта. Один - по минимуму. Второй - идеалистический: как все стоило бы сделать на самом деле. Пришли на встречу и только открыли рот, чтобы изложить свою позицию, как заказчик говорит: "Знаете, ребята, я тут подумал... Надо все снести и построить заново". На самом деле, конечно, все сносить не стали. От старого дома остались фундаменты и несущие стены, но облик его изменился радикально. Замок с башенкой превратился в объемно-пространственный этюд в духе конструктивизма: в кубический объем, завершенный полукруглой "апсидой" (тем самым "балкончиком"), врезается цилиндр-лестница. Композиция фасада построена на динамичном сочетании бетонных поверхностей и деревянных панелей. Дополнительная деталь - беседка для шашлыков, лихая загогулина из клееной древесины. Внутри дом площадью около тысячи квадратных метров выглядит, как и хотелось хозяину, большим и светлым. Все помещения ориентированы на оконные проемы. "Мы старались, чтобы отовсюду просматривался лес", - говорит Сохацкий. На первом этаже все просто -гостиная, разбитая на обеденную, диванную и каминную зоны, кабинет. Второй этаж еще проще: главная комната здесь - большая полуциркульная спальня с круглой кроватью. А вот выше начинаются чудеса: третий этаж дома - огромное, площадью в сто пятьдесят квадратных метров, пустое пространство, перекрытое эффектным куполом из клееной древесины. Назначение его не совсем понятно - вроде как вторая гостиная. Архитекторы полагают, что деревянный купол придает дому теплоту и "русскость". На самом деле, конечно, это чистой воды архитектурный жест. Вдохновенный и точный, он резко поднимает дом над стандартным уровнем. И доказывает, что и пустая комната может быть наполнена смыслом. Потому что архитектура - не только польза и прочность. Это еще и красота. Трюсс Шредер, урожденная Шрайдер, была ростом с куклу наследника Тутти, метр шестьдесят с небольшим. Тридцать пять лет, вдова, трое детей на руках, она мечтала уехать из голландского Утрехта куда угодно - в Амстердам, в Германию, в Америку. В доме мужа, адвоката Фрица Шредера, с которым они прожили двенадцать лет, не сходясь во взглядах на очень многое и, в частности, на то, как и в каких интерьерах следует воспитывать детей, она оставаться не желала. "Если не можешь найти подходящий дом, построй его сама", - посоветовал Трюсс Геррит Ритвельд, потомственный мебельщик и начинающий архитектор. Они познакомились, когда Ритвельды, старший и младший, привезли ее мужу отреставрированное бюро. Бюро госпоже Шредер не понравилось, зато понравился Геррит, как Маяковский понравился когда-то Лиле Брик. Rietveld Schroderhuis , построенный ими в 1924 году на окраинной утрехтской улице Принс Хендриклаан, напечатан во всех историях современной архитектуры, хотя первое место ему - в журнале "Сделай сам". Дом включен в список всемирного наследия ЮНЕСКО, считается предтечей архитектурного хай-тека, манифестом авангардизма и лучшим пространственным воплощением идей голландской группы "Де Стиль". На самом деле он склеен из кирпичиков, фанерок, реек и дощечек. В музее сейчас продается картонная сборная модель дестильной избушки, стоящей к полю передом, а к городу задом. Хорошая идея, можно вспомнить, как в 1936 году хозяйка сдавала школе Монтессори свой дом, словно и правда сложенный из монтессориевского детского конструктора, предшественника LEGO В системе складывающихся фанерных перегородок, мелких и крупных усовершенствований видна рука гениального умельца, готового для каждой задачи найти неуклюжий, но верный и неожиданный ответ. Вроде ремешка, потянув за который можно отодвинуть дверь, выводящую на второй этаж, и особого рычага, которым эту же дверь со второго этажа можно закрыть. Каждый шкаф, каждая кровать - трансформер, который собирается днем и раскладывается ночью. Композиция из фанерных цветных ящиков-архитектонов - в них спрятан узкопленочный кинопроектор и радиоаппарат. Переговорная труба для молочника рядом с продуктовым окошком - "прошу нажать, если не открывают". Вместо мелкобуржуазных занавесок - цветные фанерные щиты. Чугунная держалка для зонтиков перевернута вверх ногами, чтобы скрыть недопустимый фабричный узор. Сушилки для полотенец - криво загнутые буквой "Г' металлические прутья. Части дверей в кухне покрашены черным, но не геометрической абстракции ради - просто некоторые места больше пачкаются. Такой вот домотканый хай-тек со скобяными изделиями, шпингалетами, деревянными задвижками и цветным линолеумом на гвоздиках. Обычный, добротный, трехэтажный, как у соседей, голландский дом обошелся бы тысяч в восемнадцать гульденов, цветной кубик встал в двадцать четыре. Да только ли в деньгах дело? Надо себе представить женщину с тремя детьми, которая отправилась жить из картины Питера де Хоха прямо в картину Мондриана. В этой картине Трюсс Шредер прожила шестьдесят лет, успев создать фонд Ритвельда, распорядиться судьбой дома и позаботиться о его реставрации. Перед каждой экскурсией она обращается к гостям с телеэкрана. На вопрос, кому же современная архитектура обязана этим смешным шедевром, маленькая старушка отвечает: "Внутри мы все с Ритвельдом делали вместе, фасады придумывал он, но ведь внешний вид дома во многом зависит от внутреннего". - Она хотела жить в пространстве, где ничто не предопределяло бы ее жизнь, не было бы никаких приемных и гостиных. Для многих, конечно, это стало бы равнозначным переезду на Луну, - говорит Бертус Мюлдер, архитектор, который реставрировал дом. - Но для Трюсс Шредер оказалось совершенно естественным. Первые эскизы она отвергла, ей хотелось еще более странных и ярких фасадов. И она добилась своего, превратив здание в манифест "Де Стиль". "Куда смотрит архитектурный надзор?" - последовал общий вопль. Надзор был ни при чем: его цинично обманули. На первом этаже Ритвельд расположил комнаты в полном соответствии с нормами и правилами: для вмешательства строительных экспертов и психиатров не было достаточных оснований. Весь второй этаж с его свободной планировкой был объявлен "чердаком", где по закону можно делать все что хочешь - то храни велосипеды и соли селедку, а то городи цветные стенки и ставь опыты на людях. К тому же на представленных для утверждения фасадах дом завершался черепичной скатной крышей - весьма удачно принадлежавшей соседу. Шредер решила построить дом, который она могла бы в случае чего сдавать по частям или целиком, если она все-таки уедет из Утрехта. В каждой комнате был предусмотрен умывальник и место, куда можно поставить керосинку. Сама Трюсс Шредер не пожелала опускаться до плиты, и с кухни на второй этаж был построен лифт для подачи еды. Она хотела жить только на верхнем этаже, с большими окнами, ближе к свету, солнцу и дождю. Второй этаж с убранными стенами - одно из самых замечательных архитектурных пространств, даже не сказать, интерьеров, какие мне только приходилось видеть. Свет идет отовсюду, оживляя яркие цвета перегородок и стен. В этом едином пространстве особняком сохранялась лишь спальня хозяйки, а комнаты сына Бинерта и дочерей Марьян и Хайнеке исчезали, оставляя лишь след на полу. Пол, согласно плану расстановки перегородок, был расчерчен белым, черным и красным. Трюсс просила детей не топтать белый, а прыгать себе с черного на красный. Стены раскладывали на ночь. Можно представить слышимость сквозь эти фанерные щиты, но мать это не особенно волновало. Она воспитывалась в монастырской школе для девочек и, похоже, не считала уединение чем-то особенно важным. Вполне в традициях голландцев, которые не занавешивают окна. Она спешила начать жизнь с чистого листа и чистого пространства. В 1924 году в новогодние праздники переехали в еще незаконченный дом - в нижних комнатах все еще спали плотники. Трюсс высоко несла в быту знамя функционализма. Каждый архитектор позавидует такому бескомпромиссному заказчику. Наш Мельников, уж на что был велик, уступая родным, вешал на ромбические окна кружевные занавески и пристраивал в круглой комнате русскую печь. Трюсс дорожила пространством и памятью о Ритвельде. - Он умер в 1968-м, - говорит Бертус Мюлдер. В 1975-м дом включили в список памятников архитектуры, и тогда Трюсс попросила меня взяться за реставрацию. Она знала, что я работал у Ритвельда, очень его уважал, и считала, что я с этим справлюсь. Мы долго говорили о жизни, об от- ношениях с Ритвельдом, о том, что она хотела бы сделать с домом. Фантастическая женщина с ясной головой и с удивительным чувством современности. Абсолютно независимая. Она была вдовой с тремя детьми, и у Ритвельда было шесть детей, но они стали любовниками. Когда в 1961 году его жена умерла, он окончательно переселился к Трюсс. - Она и сама была профессиональным дизайнером? - Посещала лекции в технической школе в Германии. После замужества пришлось бросить. Но у нее был талант. - Когда ходишь по дому, представляешь себе хозяйку как какого-то архитектурного комиссара, нетерпимого и жесткого. - Да нет, нет! Очаровательная, тонкая, ранимая женщина. Правда, страшная критиканка, но Ритвельд ценил ее вкус. С каждым эскизом приходил к ней и спрашивал: что ты об этом думаешь? И исправлял. - А в мастерской кто-то с ним спорил? - Никто не осмеливался, да и не хотел. Он был четок в заданиях, до мельчайших деталей, и заранее было ясно, что он от тебя ждет. Он вел себя по-дружески, с ним было легко разговаривать и, если ты разделял его идеи, не возникало никаких проблем. - Когда вы реставрировали дом, вам не приходило в голову, что какие-то его решения были неудачны? - Все решения были замечательны. Просто Ритвельд создавал образ и не шел на компромисс. Если бы он оглядывался на технику и материалы, которые имелись в начале 1920-х в распоряжении архитекторов, он бы строил традиционные дома и не сделал бы ничего нового. Многое в доме и правда кажется сделанным лет сорок спустя. Вот трубочка лампы в прихожей. Откуда в 1920-х годах лампа дневного света? Их тогда не было. Гид спокойно отвечает, что это подлинная колба того времени, которую специально выдули для Ритвельда, с обычной нитью накаливания, просто очень длинной. "Когда она перегорает, мы за огромные деньги у специального человека, чуть ли не единственного на всю Голландию, ее чиним". На доске с предохранителями-пробками - их восемь. Домашнее электричество в 1924 году требовало от силы трех. Остальные пять добавлены для красоты и современности, о которой мечтала Трюсс. Для пущей же современности на полке внизу стояли сразу два телефонных аппарата. Ритвельд отказался от привычных батарей центрального отопления, они показались ему слишком красивыми, и пропустил горячую воду в горизонтальных трубах под окнами. Нам, советским, этот тип радиаторов знаком по котельным и постирочным, но тогда нарочито простое решение потребовало серьезных затрат. Система отопления обошлась в треть сметы, ну а если в доме все равно бывало холодно, топили буржуйку, перенесенную из старого дома Шредеров. - Где теперь дети Трюсс? - спрашиваю я у Бертуса Мюл-дера. - Они не захотели оставить дом себе? - Все умерли. Сын был инженером-строителем. Старшая дочь - социальным работником. Младшая стала архитектором, училась в Цюрихе в ЕТН, потом уехала в Америку преподавать. Дети вместе с Трюсс создали фонд Ритвельд-Шрёдер и передали ему дом, чтобы фонд занялся реставрацией и открыл дом для всех желающих. Пока была жива Трюсс, она принимала бесконечных посетителей - ей случалось прятаться от них на крыше. Сейчас попасть в дом куда сложнее, на экскурсии (не более десяти человек) надо записываться заранее и готовиться смотреть вокруг, зарисовывать и запоминать: фотографировать внутри запрещено даже японцам. С 1920-х изменилась территория вокруг дома. Улица осталась той же буржуазной Принс Хендриклаан, которую так не любили хозяйка дома и ее архитектор. Трюсс и Ритвельд специально отвернули от нее дом и собирались вывести его на запланированную новую улицу. Новая улица не появилась, вместо этого в 1964 году здесь провели автодорогу, которую подняли на эстакаду, окончательно отрезав дом от вида и вид от дома. Ритвельд пришел в ярость и был готов снести свое творение, тем более что американцы давно предлагали купить его целиком в качестве музейного экспоната. Служители культа Ритвельда убеждены, что именно это свело архитектора в могилу. Зато в самом доме все по-прежнему. В подвале, рядом с отопительным котлом, чудом техники начала XX века, стоят банки с красками, которыми с 1924 года аккуратно подновляют стены и потолки точно так же, как делал Ритвельд, добавляя охру в смесь белого и черного и прокрашивая поверхности в два слоя - сначала теплые, потом холодные цвета. Цвета, конечно, не случайные: серый, как мы теперь поняли, обозначает бетон, красный и желтый - металл, белый и синий - пластик. Кирпич вместо бетона, крашеные бруски вместо железа, - это нам знакомо, таким было большинство конструктивистских памятников. Но мы содержим их в таком свинстве, что надо ехать в Европу, чтобы понять: авангардизм не умственная теория, а прикладное ремесло. А современное искусство не то чтобы овладевает умами, а делается по заказу и размеру маленьких, но очень настойчивых женщин. Цветы в доме: со вкусом и фантазией. Техника возведения стен из соломенных блоков. Соломенная крыша. Остекление балконов и лоджий. Дизайн гостиной: формула преображения. Перейти на главную Материалы |
